Будучи призванным Богом к поклонению, я взялся за это маленькое исследование с одной целью - ответить самому себе, почему в своем поклонении я не использую иконы.
Более тысячи лет православие закалялось в обосновании и защите практики иконопочитания. Когда я попытался немного погрузиться в эти дебри, то просто ужаснулся, сколько времени, трудов, человеческих жизней было положено на все доказательства "за" и "против". Я не хочу спускать туда же и свою жизнь, она мне дана совершенно для другого. Но все же кое-какие выводы за время этого погружения я сделать успел. Исследование проводилось мной несколько лет назад и по некоторых положениям мое мнение могло измениться. Но возвращаться к этой теме у меня просто нет никакого желания, поэтому публикую все как есть.
Нельзя огульно ставить знак равенства между иконопочитанием и идолопоклонством. В Православной практике икона является средством истинного поклонения, а не его целью. Когда красоты природы возбуждают наши сердца благоговейным трепетом и восторгом перед ее Творцом, это ведь не означает, что мы поклоняемся природе. Православная традиция называет и природу, и Писание и человека иконами Бога, и в свете Писания такое понимание не лишено оснований (см. Рим.1:20, 2Кор.3:14-18, Быт.1:26, Кол.1:27). Да и сам Христос является образом Бога, воплотившимся Богом, Богом, обретшим материальную сущность (2Кор.4:4). Поэтому Боговоплощение в Православной традиции является краеугольным камнем в понимании и обосновании иконопочитания. Но такая смысловая связь является аллегорической, а не фактической, точно так же мы сравниваем церковь с Ноевым ковчегом лишь в определенном, ограниченном смысле. Доктрины же должны строиться не на аллегориях, а на прямых указаниях Господа. А иконопочитание как раз и является доктриной, потому что использование в поклонении икон Православие считает не просто возможным, но обязательным. Отказ от икон ведет к отлучению от церкви. Богословие иконопочитания, по сути своей, является реакционным - крайней формой ответа дихотомии (разделение между духом и материей, ущербление материи) оригенизма и платонизма (по Г.Флоровскому). А реакционное мышление часто приводит к гиперболизации собственного понимания, к обратной крайности.
Мое отношение к иконам сформировалось из чтения Писания задолго до того, как я познакомился с трудами Оригена. Я против далеко идущих выводов Оригена - это недопустимая крайность. Но я так же не приемлю другой крайности - пресуществления материи. И хотя Православие всячески пытается избежать этой крайности, само православное учение о передаче благодати через вещество привело к созданию системы высвобождения благодати, что в свою очередь постоянно подталкивает сознание мирян к оккультному пониманию христианства. Достаточно почитать споры православной "интеллигенции", чтобы представить, что должно твориться в основной массе православных христиан в ее отношении к святыням. Столетиями в среде своих прихожан Православие вынуждено бороться вовсе не с оригенизмом, а как раз таки с радикальной реакцией на него - с "христианским" оккультизмом.
Писание не дает нам повода рассматривать иконы в качестве обязательного средства причащения благодати. И не только потому, что иконы в нем не упоминаются вообще. Характеристика, данная Иисусом Христом действиям Духа Святого (Иоан.3:8) не допускает повода надеяться на установление универсального правила или системы высвобождения благодати. Почему? Возможно, чтобы постоянно держать нас в зависимости от Божьего Духа, чтобы мы не превращали способы Его контактов с нами в идолов или в формальный ритуал. Если сегодня, глядя на красивый закат, я услышал в своем сердце тихий голос Духа Святого, это не значит, что завтра произойдет то же самое. Это так же не значит, что завтра этого не произойдет. Выбирает Он, а не мы. Не мы диктуем Ему, как и когда к нам приходить, через икону ли, через созерцание красот творения или через чтение Писания. Наше дело не исполнять ритуал, а искать Его, а Он укажет путь. Дух не ограничен, в отличие от нас, в выборе путей к сердцу человека, поэтому нельзя однозначно утверждать, что люди, не использующие в своем Богопознании иконы, как-то ограничены в своем поклонении или в причащении благодати и уж тем более нельзя сказать, что они виновны в отвержении Христа. Ведь к этим людям относятся не только Ветхозаветные мужи и жены веры, но и церковь первых веков, в которой еще не было икон.
Путь Духа почти всегда пролегает где-то посредине между двумя крайностями. И далеко не все православные занимают бескомпромиссную позицию в отношении икон. В реальности, отношение к ним до Собора 787 года и даже после него, было неоднозначным. У Православия есть святые, весьма прохладно относившиеся к иконопочитанию, такие как Епифаний Кипрский, например; или умеренно-равнодушно, как на Западе (Григорий Двоеслов). Поэтому, когда вы будете читать дальше мой небольшой критический анализ некоторых положений богословия иконопочитания, я хочу, чтобы вы помнили, что Православию не чуждо понимание того, что отношение к иконам - дело личной совести каждого верующего и его веры; главное, чтобы он не судил и не отвергал саму практику и тех, кто ее придерживается.
Вот цитата из ороса VII Вселенского Собора, формулирующего догмат почитания икон:
Согласно Иоанну Дамаскину иконопочитание и почитание святых неразрывно связаны.
Но если поклонение Христу, посредством Его иконы навряд ли можно назвать идолопоклонством, то с почитанием святых и их икон дело обстоит сложнее. Дело в том, что изображение мы естественно в своем сознании наделяем личностными чертами (ипостасью) изображенного. Поэтому, отдавая почтение образу, мы мысленно возносимся к первообразу. Но как быть с почитанием иконы какого-нибудь святого, ведь и его икона и он сам как личность являются образами Христа?
Чтобы с одной стороны обосновать иконопочитание, с другой – отсечь обвинения иконоборцев в идолопоклонстве, собор 787 года установил два вида поклонения: неслужебное почтительное поклонение святыням и святым - proskyneo, и служебное поклонение, подобающее одному только Богу - latreia.
Разделив поклонение на два вида, собор при этом не указывает в чем конкретно это разделение должно выражаться. Ведь поклонение это, прежде всего, отношение сердца, а не просто какое-либо ритуальное действие. В православном же сознании, proskyneo отличается от latreia только объектом приложения поклонения. Т.е. если ты поклоняешься напрямую Господу - это latreia, если ты точно с тем же отношением поклоняешься иконе - это proskyneo. И хотя в практике Православной церкви все же были примеры осуждения неподобающего поклонения, например, когда краска с иконы добавлялась в причастие, четкого разделения между proskyneo и latreia не существует, потому что согласно православным отцам, proskyneo образу вменяется как latreia первообразу. Поэтому православный христианин может абсолютно не бояться переусердствовать в выражении своего поклонения святому, Бог Сам разберется, что отнести к proskyneo, а что к latreia.
Такое понимание решало ряд сложных чисто практических вопросов.
Например. Чтобы стать идолопоклонником, совершенно необязательно называть объект поклонения богом, достаточно наделить его божественными качествами. Поэтому во время вознесения поклонения и молитвы какому-либо святому, христианин должен был бы помнить, что он не всемогущ, не вездесущ, не всеведущ, не всеблаг и что в конечном итоге, все зависит от Господа. Но такое понимание делает поклонение святому и обращение к нему абсолютно бессмысленными. Теперь же, благодаря «автоматическому» превращению proskyneo в latreia, он мог не утруждать себя поиском ответа на эту дилемму.
Далее. Поклоняясь образу какого-либо святого, христианин должен был бы помнить, что это именно proskyneo, которое восходит к поклонению самому этому святому, которое тоже является proskyneo, и которое, в свою очередь, восходит к Господу и теперь уже является latreia. Так как же должно к чему относиться? Что здесь образ, что первообраз? Но, как видим, и эта проблема решается простым вменением proskyneo в latreia.
Насколько же оправдано разделение поклонения на proskyneo и latreia? Эти два слова действительно встречаются в Новом Завете. Но какое значение они имеют?
В Новом Завете я насчитал (мог и ошибиться), что 55 раз было использовано слово proskyneo:
23 – по отношению к Иисусу,
14 – по отношению к Богу Отцу,
12 – по отношению к дьяволу и бесам,
4 – по отношению к ангелам,
1 – по отношению к Петру,
1 - поклонение Иакова не верх своего жезла.
В Септуагинте (греческом переводе Ветхого Завета) это слово часто используется в значении приветствия.
Согласно греческому лексикону Стронга proskyneo означает: поклоняться, кланяться, воздавать почесть, упав на колени поклониться до земли.
Подчеркиваю, что proskyneo здесь употреблено именно в отношении истинного Новозаветного поклонения Богу в духе и истине. А слова Иисуса "мы знаем, чему кланяемся (proskyneo), ибо спасение от Иудеев" ясно указывают на то, что имелось в виду именно Богослужебное поклонение. Понимание proskyneo как почитания или неслужебного поклонения противоречит смыслу Иоан.4:21-24. Несмотря на многозначность греческого слова proskyneo, использование его по отношению к Богу всегда в Писании означает одно и тоже - истинное поклонение Богу. Именно поэтому как только Петр понял, что proskyneo Корнилия представляет из себя нечто большее, чем просто вежливое восточное приветствие, он сразу остановил его, давая нам недвусмысленное понимание того, что такое благоговейное proskyneo должно принадлежать исключительно Богу, без посредничества кого бы то ни было, будь то апастол или ангел (см. Деян.10:25,26 и Откр.22:9), что вступает в противоречие с догматом VII Вселенского собора о поклонении-proskyneo святым и ангелам.
Latreia, используемое в Новом Завете каждый раз в значении служить, лишь подчеркивает многозначность поклонения proskyneo, т.е. любое служение (latreia) Господу является формой выражения поклонения (proskyneo) (см.Мф.4:10).
Новый Завет провозглашает каждого, даже самого незначительного христианина храмом Божьего Духа. И посредством этого Духа он напрямую соединен в своем поклонении с Богом, которое есть и proskyneo и latreia одновременно. И в этом поклонении Господу нет никакого разделения на поклонение и на «полупоклонение» и нет никаких посредников.
В Писании и proskyneo и latreia по отношению к Богу применяются только в значении личного и непосредственного служения и поклонения Богу безо всякого посредничества. Придание им иных значений было продиктовано необходимостью легализации в церкви культа поклонения святыням и святым.
Святой Феодор Студит утверждает, что отвержение иконы Христа, есть отвержение Самого Христа. Само построение фразы «Икона Христа есть Сам Христос» без дополнительных разъяснений звучит не менее абсурдно, чем фраза «Порвать икону, значит убить Христа». Причем, я считаю фразу «Образ Христа есть Сам Христос» абсолютно справедливой. Дело в том, на мой взгляд, что богословие иконопочитания смешало два понятия – образ и изображение.
С Православным пониманием образа вы можете познакомиться в трудах Феодора Студита или же Иоанна Дамаскина. Я же, если позволите, попробую дать определение понятию образ, не прибегая к богословской терминологии. Идиомы, сущности, энергии – все это слишком сложно для ума, не отягощенного академическими знаниями и черпающего смысл, в основном, из Библии.
Итак, когда в Писании упоминается слово образ в отношении Бога, речь идет не о внешнем сходстве, а о внутренней природе. Природа эта становится очевидной для нас через то, что Иисус говорил и делал:
Я верю, что Бог может через икону изливать Свою благодать. Но благодать не есть Бог, это действие Бога, Его сила (Православие утверждает, что в силу неразделимости Бога, действие Бога – есть Бог). Мы поклоняемся не силе Бога, а Богу сил. Цель благодати – указывать на ее источник, а не на саму себя и не на средство своего высвобождения. Икона всего лишь одно из таких средств, в которых Бог не ограничен.
Но и это еще не все. Христос – личность, имеющая волю, эмоции, разум. Знать Его образ, это значит знать Его личность, а не просто Его учение и Его силу. Учитывая все это, разве можно сказать: «Видевший икону, видел Христа»? Писание указывает на единственное место, где хранится истинный образ Христа - в сердце человека.
Поэтому, глядя на изображение Христа, человек видит образ. Но где находится этот образ? В изображении ли? Или все-таки в сердце этого человека?
Попробую проиллюстрировать на примере. Если, находясь в разлуке с сыном, мать плачет, глядя на его фотографию, чем вызваны эти слезы? Конечно же, не чертами его лица, запечатленными фотобумагой. За ней она видит маленькое тельце новорожденного сына, его первые шаги, его первое «мама», его смех и слезы, т.е. все то, что составляет опыт отношений матери с сыном. Вот это как раз и есть образ, хранящийся в сердце матери. Фотография является лишь побудительной причиной, своего рода, катализатором ее обращения к этому образу.
Или другой пример. Переписываясь с мужчиной, женщина узнала его внутренний мир и полюбила его. Единственное, чего она не знает, как он выглядит. Предположим, что к ней попадает фотография другого мужчины, который, как думает эта женщина, и есть тот, с кем она переписывается. Что произойдет? Женщина транслирует свою любовь, свой опыт отношений на изображение мужчины, который не имеет к ним никакого отношения. Так какому же образу предназначена эта любовь? Тому, которого знает ее сердце, или тому, которого видят глаза?
Итак, образ Бога не есть изображение. И отвержение изображения не есть еще отвержение образа. Большевики уничтожали изображения Христа из-за ненависти к Его образу, но тоже самое нельзя сказать об иконоборцах и протестантах. Для меня, отказ от использования изображения Христа в духовной практике, мотивирован вовсе не отвращением ко Христу, как утверждает Студит. С самого начала моего духовного пути я был научен опираться в своих отношениях с Господом на Его внутренний образ, который как мозаику Дух Божий собирает из кусочков, появляющихся в результате чтения Писания, слушания проповеди, созерцания красот творения, отношений с другими христианами, а впрочем… в любое время и в любом месте, через что-угодно Господь может приоткрыть тайну славы Своего небесного образа. И я не собираюсь Его в этом ограничивать ни иконами, ни Писанием, ни чем-либо еще.
Богословие Студита является реакцией на кровавое иконоборчество предшествующего десятилетия. Поэтому и возникли гиперболизированные сравнения и определения, подобные этому: «Отвержение иконы есть отвержение Христа».
Вообще, после знакомства с богословием иконопочитания, у меня сложилось впечатление, что, пытаясь обосновать иконопочитание, Православие пользуется языком восьмого века, языком, сформированным под влиянием христологических споров того времени. Но ведь протестанты полностью разделяют догматы Никеи и Халкидона в том, что касается учения о Троице, что впрочем, не мешает им отвергать догмат иконопочитания, сформулированный на втором Никейском соборе. Протестантизм отвергает иконопочитание вовсе не потому, что не разделяет Православного понимания реальности Боговоплощения, а из-за того, что делает из него другие выводы. Самым важным следствием Боговоплощения, свидетельством его реальности для протестанта является рождение свыше – воплощение Бога в человеке. И из представления о человеке, как о храме Духа Святого проистекает весь практический опыт его взаимоотношений с Богом и поклонения Ему. В таком понимании, когда поклонение происходит в сердце человека, внешние культовые формы являются лишь вспомогательными, необязательными, а иногда и неполезными, т.к. они могут ограничить или даже исказить понимание человека о Божьей славе. Отвержение культа святых и святынь протестантами является следствием их максималистского христоцентризма, когда любой посредник, принимающий поклонение, пусть неслужебное, пусть ради Бога и для Него, является идолом.
При этом для протестантов не чуждо почитание старейшин и наставников. Почитание это сродни почитанию родителей детьми и не является частью культа (в отличие от Православия). В Новом Завете, такое почитание выражается словами timh, upotasie (прошу прощения за неверную транскрипцию), имеющие значения: почесть, почет, попечение, послушание, повиновение, оценивание (см. Лук.2:51, 1Тим.5:17, 1Кор.16:16). Как видно, это почитание не имеет ничего общего с тем возвышенным, благоговейным славословным поклонением, которым является proskyneo.
Для протестантов так же не чуждо обращение к святым (людям, наделенным дарами Духа) за помощью. Помощь эта выражается в консультировании (распознание Божьей воли) и в молитвенном ходатайстве (ответ на нужду, исцеление, чудотворение). Именно для этого и даны дары церкви. Единственное отличие от Православия – протестанты не обращаются за этим к церкви небесной, к небесному «облаку свидетелей». Согласно православному пониманию, святой, будучи на земле носителем Божьего дара, после смерти не теряет ни своего дара, ни духовной связи с земной церковью («у Бога все живы»), поэтому церковь со своими нуждами может смело к нему обращаться за помощью. На это у протестантов есть одно существенное возражение. О такой важной для Православия теме, как взаимоотношения с небесной церковью, Писание недвусмысленно свидетельствует… абсолютным ее игнорированием. Наоборот Писание постоянно нам напоминает, что служение святых церкви, ограничено рамками их земной жизни. Небесная награда определяется плодами только земной жизни. О нашем небесном служении известно только одно – мы будем поклоняться Богу. Обращение же земной церкви за помощью к «облаку свидетелей», говорит о недостатке в ней даров Духа.
Православие проводит прямую аналогию между иконами словесными - книгами Библии, и иконами в красках. Первые - для ума (отчасти и для слуха и зрения), вторые - для чувств (преимущественно для зрения). Поэтому иконы в Средневековье назывались «Библией для неграмотных», и я считаю вполне справедливо. Как я уже писал, не стоит ограничивать познание Бога только Писанием. Бог не ограничен в путях выражения Своей славы. Протестантское Solo Skriptura (только Писание) тоже является реакционным перегибом, радикальным ответом на «католический оккультизм».
Нельзя считать христоненавистником человека, который отказывается получать представление об образе Христа через иконы, тем более, если он способен в этом вопросе прибегать к помощи «Библии для грамотных». Христиане должны быть христоцентристами, а не иконоцентристами и не Библиоцентристами. Я имею ввиду любой радикальный доктринализм, не имеющий отношения к символу веры.
Итак, иконопочитание не есть еще идолопоклонение. Так же и отвержение иконы не есть еще отвержение Христа. Зная законы философии доказать и опровергнуть можно что угодно. Один древнегреческий философ упражнялся тем, что брал факт, известный всему городу и доказывал обратное. А когда все с ним соглашались, он так же мастерски опровергал свое же доказательство. Я думаю, что мы не придем с Православием к согласию в вопросе иконопочитания. Потому что логика наша напрямую связана с тем, во что мы верим. Именно наша вера диктует нам то, как мы знаем. Так давайте же хотя бы не судить друг друга за то, во что мы верим.
Более тысячи лет православие закалялось в обосновании и защите практики иконопочитания. Когда я попытался немного погрузиться в эти дебри, то просто ужаснулся, сколько времени, трудов, человеческих жизней было положено на все доказательства "за" и "против". Я не хочу спускать туда же и свою жизнь, она мне дана совершенно для другого. Но все же кое-какие выводы за время этого погружения я сделать успел. Исследование проводилось мной несколько лет назад и по некоторых положениям мое мнение могло измениться. Но возвращаться к этой теме у меня просто нет никакого желания, поэтому публикую все как есть.
Нельзя огульно ставить знак равенства между иконопочитанием и идолопоклонством. В Православной практике икона является средством истинного поклонения, а не его целью. Когда красоты природы возбуждают наши сердца благоговейным трепетом и восторгом перед ее Творцом, это ведь не означает, что мы поклоняемся природе. Православная традиция называет и природу, и Писание и человека иконами Бога, и в свете Писания такое понимание не лишено оснований (см. Рим.1:20, 2Кор.3:14-18, Быт.1:26, Кол.1:27). Да и сам Христос является образом Бога, воплотившимся Богом, Богом, обретшим материальную сущность (2Кор.4:4). Поэтому Боговоплощение в Православной традиции является краеугольным камнем в понимании и обосновании иконопочитания. Но такая смысловая связь является аллегорической, а не фактической, точно так же мы сравниваем церковь с Ноевым ковчегом лишь в определенном, ограниченном смысле. Доктрины же должны строиться не на аллегориях, а на прямых указаниях Господа. А иконопочитание как раз и является доктриной, потому что использование в поклонении икон Православие считает не просто возможным, но обязательным. Отказ от икон ведет к отлучению от церкви. Богословие иконопочитания, по сути своей, является реакционным - крайней формой ответа дихотомии (разделение между духом и материей, ущербление материи) оригенизма и платонизма (по Г.Флоровскому). А реакционное мышление часто приводит к гиперболизации собственного понимания, к обратной крайности.
Мое отношение к иконам сформировалось из чтения Писания задолго до того, как я познакомился с трудами Оригена. Я против далеко идущих выводов Оригена - это недопустимая крайность. Но я так же не приемлю другой крайности - пресуществления материи. И хотя Православие всячески пытается избежать этой крайности, само православное учение о передаче благодати через вещество привело к созданию системы высвобождения благодати, что в свою очередь постоянно подталкивает сознание мирян к оккультному пониманию христианства. Достаточно почитать споры православной "интеллигенции", чтобы представить, что должно твориться в основной массе православных христиан в ее отношении к святыням. Столетиями в среде своих прихожан Православие вынуждено бороться вовсе не с оригенизмом, а как раз таки с радикальной реакцией на него - с "христианским" оккультизмом.
Дух дышит, где хочет, и голос его слышишь, а не знаешь, откуда приходит и куда уходит: так бывает со всяким, рожденным от Духа. (Иоан.3:8)
Писание не дает нам повода рассматривать иконы в качестве обязательного средства причащения благодати. И не только потому, что иконы в нем не упоминаются вообще. Характеристика, данная Иисусом Христом действиям Духа Святого (Иоан.3:8) не допускает повода надеяться на установление универсального правила или системы высвобождения благодати. Почему? Возможно, чтобы постоянно держать нас в зависимости от Божьего Духа, чтобы мы не превращали способы Его контактов с нами в идолов или в формальный ритуал. Если сегодня, глядя на красивый закат, я услышал в своем сердце тихий голос Духа Святого, это не значит, что завтра произойдет то же самое. Это так же не значит, что завтра этого не произойдет. Выбирает Он, а не мы. Не мы диктуем Ему, как и когда к нам приходить, через икону ли, через созерцание красот творения или через чтение Писания. Наше дело не исполнять ритуал, а искать Его, а Он укажет путь. Дух не ограничен, в отличие от нас, в выборе путей к сердцу человека, поэтому нельзя однозначно утверждать, что люди, не использующие в своем Богопознании иконы, как-то ограничены в своем поклонении или в причащении благодати и уж тем более нельзя сказать, что они виновны в отвержении Христа. Ведь к этим людям относятся не только Ветхозаветные мужи и жены веры, но и церковь первых веков, в которой еще не было икон.
Путь Духа почти всегда пролегает где-то посредине между двумя крайностями. И далеко не все православные занимают бескомпромиссную позицию в отношении икон. В реальности, отношение к ним до Собора 787 года и даже после него, было неоднозначным. У Православия есть святые, весьма прохладно относившиеся к иконопочитанию, такие как Епифаний Кипрский, например; или умеренно-равнодушно, как на Западе (Григорий Двоеслов). Поэтому, когда вы будете читать дальше мой небольшой критический анализ некоторых положений богословия иконопочитания, я хочу, чтобы вы помнили, что Православию не чуждо понимание того, что отношение к иконам - дело личной совести каждого верующего и его веры; главное, чтобы он не судил и не отвергал саму практику и тех, кто ее придерживается.
Вот цитата из ороса VII Вселенского Собора, формулирующего догмат почитания икон:
«Храним не нововводно все, Писанием или без Писания установленные для нас церковные предания, одно из которых есть иконного живописания изображение (eikonikees anaziographeseos), как согласное евангельской проповеди и служащее нам ко уверению истинного, а не воображаемого воплощения Бога Слова и к подобной пользе, потому что такие вещи, которые друг на друга указывают, несомненно друг друга и уясняют.
На таком основании, шествуя царским путем и следуя божественному учению святых Отцов наших и Преданию Кафолической Церкви, — ибо знаем, что Она Духа Святого, живущего в ней, — мы со всяким тщанием и осмотрительностью определяем: Подобно изображению Честного и Животворящего Креста, полагать во святых Божиих церквах, на священных сосудах и одеждах, на стенах и на досках, в домах и на путях, честные и святые иконы, написанные красками и сделанные из мелких камней или всякого другого соответствующего цели (epitedeios) вещества, будь то иконы Господа Бога и Спаса нашего Иисуса Христа, или Непорочной Владычицы нашей, Пресвятой Богородицы, или честных Ангелов и всех святых и преподобных мужей. Ибо чем чаще они бывают нам видимы через изображение на иконе, тем чаще, созерцая их, мы подвизаемся вспоминать и любить первообраз, чествовать их лобзанием и почитательным поклонением (proskunesin), не истинным служением Богопочитания (latreian), которое по вере нашей приличествует только одному Божественному естеству, но таким же почитанием, которое мы воздаем изображению Честного и Животворящего Креста, святому Евангелию и прочим святыням через приношение фимиама и поставление свечей согласно благочестивому обычаю древних. Ибо честь, воздаваемая иконе, относится к ее первообразу, и покланяющийся иконе поклоняется ипостаси изображенного на ней. Такое учение содержится у святых Отцов наших, то есть в Предании Кафолической Церкви, проповедующей Евангелие от конца в конец Вселенной. Таким образом мы следуем Павлу и всему сонму святых Апостолов и святых Отцов, храня принятые ими предания, Таким образом мы пророчески воспеваем победные песни Церкви: «Радуйся, дщи Сионова, зело, проповедуй, дщи Иерусалимова, веселися и преукрашайся от всего сердца твоего: отъят Господь неправды твоя, избавил тя от руки враг твоих: Воцарится Господь посреде тебе и не узриши зла, и мир тебе вовеки» (Софон. 3, 14-15).
Итак, мы определяем, чтобы осмелившиеся думать или учить иначе, или по примеру непотребных еретиков презирать церковные предания, или выдумывать какие-либо нововведения, или же отвергать что-либо, что освящено Церковью, будь то Евангелие, или изображение Креста, или иконная живопись, или святые останки мучеников, а равно дерзавшие давать обычное употребление священным сосудам и досточтимым обителям, — определяем, чтобы таковые, если это будут епископы или клирики, были низлагаемы, если же будут иноки или миряне, были бы отлучаемы»...
Согласно Иоанну Дамаскину иконопочитание и почитание святых неразрывно связаны.
Но если поклонение Христу, посредством Его иконы навряд ли можно назвать идолопоклонством, то с почитанием святых и их икон дело обстоит сложнее. Дело в том, что изображение мы естественно в своем сознании наделяем личностными чертами (ипостасью) изображенного. Поэтому, отдавая почтение образу, мы мысленно возносимся к первообразу. Но как быть с почитанием иконы какого-нибудь святого, ведь и его икона и он сам как личность являются образами Христа?
Чтобы с одной стороны обосновать иконопочитание, с другой – отсечь обвинения иконоборцев в идолопоклонстве, собор 787 года установил два вида поклонения: неслужебное почтительное поклонение святыням и святым - proskyneo, и служебное поклонение, подобающее одному только Богу - latreia.
Разделив поклонение на два вида, собор при этом не указывает в чем конкретно это разделение должно выражаться. Ведь поклонение это, прежде всего, отношение сердца, а не просто какое-либо ритуальное действие. В православном же сознании, proskyneo отличается от latreia только объектом приложения поклонения. Т.е. если ты поклоняешься напрямую Господу - это latreia, если ты точно с тем же отношением поклоняешься иконе - это proskyneo. И хотя в практике Православной церкви все же были примеры осуждения неподобающего поклонения, например, когда краска с иконы добавлялась в причастие, четкого разделения между proskyneo и latreia не существует, потому что согласно православным отцам, proskyneo образу вменяется как latreia первообразу. Поэтому православный христианин может абсолютно не бояться переусердствовать в выражении своего поклонения святому, Бог Сам разберется, что отнести к proskyneo, а что к latreia.
Такое понимание решало ряд сложных чисто практических вопросов.
Например. Чтобы стать идолопоклонником, совершенно необязательно называть объект поклонения богом, достаточно наделить его божественными качествами. Поэтому во время вознесения поклонения и молитвы какому-либо святому, христианин должен был бы помнить, что он не всемогущ, не вездесущ, не всеведущ, не всеблаг и что в конечном итоге, все зависит от Господа. Но такое понимание делает поклонение святому и обращение к нему абсолютно бессмысленными. Теперь же, благодаря «автоматическому» превращению proskyneo в latreia, он мог не утруждать себя поиском ответа на эту дилемму.
Далее. Поклоняясь образу какого-либо святого, христианин должен был бы помнить, что это именно proskyneo, которое восходит к поклонению самому этому святому, которое тоже является proskyneo, и которое, в свою очередь, восходит к Господу и теперь уже является latreia. Так как же должно к чему относиться? Что здесь образ, что первообраз? Но, как видим, и эта проблема решается простым вменением proskyneo в latreia.
Насколько же оправдано разделение поклонения на proskyneo и latreia? Эти два слова действительно встречаются в Новом Завете. Но какое значение они имеют?
В Новом Завете я насчитал (мог и ошибиться), что 55 раз было использовано слово proskyneo:
23 – по отношению к Иисусу,
14 – по отношению к Богу Отцу,
12 – по отношению к дьяволу и бесам,
4 – по отношению к ангелам,
1 – по отношению к Петру,
1 - поклонение Иакова не верх своего жезла.
В Септуагинте (греческом переводе Ветхого Завета) это слово часто используется в значении приветствия.
Согласно греческому лексикону Стронга proskyneo означает: поклоняться, кланяться, воздавать почесть, упав на колени поклониться до земли.
«Когда Петр входил , Корнилий встретил его и поклонился (proskyneo), пав к ногам его. Петр же поднял его, говоря: встань; я тоже человек.» (Деян.10:25,26)
«Я, Иоанн, видел и слышал сие. Когда же услышал и увидел, пал к ногам Ангела, показывающего мне сие, чтобы поклониться (proskyneo) [ему]; но он сказал мне: смотри, не делай сего; ибо я сослужитель тебе и братьям твоим пророкам и соблюдающим слова книги сей; Богу поклонись (proskyneo).» (Откр.22:9)
Иисус говорит ей: поверь Мне, что наступает время, когда и не на горе сей, и не в Иерусалиме будете поклоняться (proskyneo) Отцу. Вы не знаете, чему кланяетесь (proskyneo), а мы знаем, чему кланяемся (proskuneo), ибо спасение от Иудеев. Но настанет время и настало уже, когда истинные поклонники будут (proskyneo) поклоняться (proskyneo) Отцу в духе и истине, ибо таких поклонников (proskyneo) Отец ищет Себе. Бог есть дух, и поклоняющиеся (proskyneo) Ему должны поклоняться (proskyneo) в духе и истине. (Иоан.4:21-24)
Подчеркиваю, что proskyneo здесь употреблено именно в отношении истинного Новозаветного поклонения Богу в духе и истине. А слова Иисуса "мы знаем, чему кланяемся (proskyneo), ибо спасение от Иудеев" ясно указывают на то, что имелось в виду именно Богослужебное поклонение. Понимание proskyneo как почитания или неслужебного поклонения противоречит смыслу Иоан.4:21-24. Несмотря на многозначность греческого слова proskyneo, использование его по отношению к Богу всегда в Писании означает одно и тоже - истинное поклонение Богу. Именно поэтому как только Петр понял, что proskyneo Корнилия представляет из себя нечто большее, чем просто вежливое восточное приветствие, он сразу остановил его, давая нам недвусмысленное понимание того, что такое благоговейное proskyneo должно принадлежать исключительно Богу, без посредничества кого бы то ни было, будь то апастол или ангел (см. Деян.10:25,26 и Откр.22:9), что вступает в противоречие с догматом VII Вселенского собора о поклонении-proskyneo святым и ангелам.
Latreia, используемое в Новом Завете каждый раз в значении служить, лишь подчеркивает многозначность поклонения proskyneo, т.е. любое служение (latreia) Господу является формой выражения поклонения (proskyneo) (см.Мф.4:10).
Новый Завет провозглашает каждого, даже самого незначительного христианина храмом Божьего Духа. И посредством этого Духа он напрямую соединен в своем поклонении с Богом, которое есть и proskyneo и latreia одновременно. И в этом поклонении Господу нет никакого разделения на поклонение и на «полупоклонение» и нет никаких посредников.
Господу Богу твоему поклоняйся (proskyneo), и Ему одному служи (latreia). (Лук.4:8)
Ибо един Бог, един и посредник между Богом и человеками, человек Христос Иисус (1Тим.2:5)
В Писании и proskyneo и latreia по отношению к Богу применяются только в значении личного и непосредственного служения и поклонения Богу безо всякого посредничества. Придание им иных значений было продиктовано необходимостью легализации в церкви культа поклонения святыням и святым.
Святой Феодор Студит утверждает, что отвержение иконы Христа, есть отвержение Самого Христа. Само построение фразы «Икона Христа есть Сам Христос» без дополнительных разъяснений звучит не менее абсурдно, чем фраза «Порвать икону, значит убить Христа». Причем, я считаю фразу «Образ Христа есть Сам Христос» абсолютно справедливой. Дело в том, на мой взгляд, что богословие иконопочитания смешало два понятия – образ и изображение.
С Православным пониманием образа вы можете познакомиться в трудах Феодора Студита или же Иоанна Дамаскина. Я же, если позволите, попробую дать определение понятию образ, не прибегая к богословской терминологии. Идиомы, сущности, энергии – все это слишком сложно для ума, не отягощенного академическими знаниями и черпающего смысл, в основном, из Библии.
ОБРАЗ (Быт 1:26,27). В книге Бытия говорится, что Господь сотворил человека по образу и подобию Своему и об Господе Иисусе Христе говорится, что Он есть образ Божий (Кол 1:15). Слово образ выражает совершенно полное и точное сходство, подобное тому какое существует между печатью и отпечатком ее. Человек первоначально Обладал образом Божиим в своем знании, в своей чистоте и в своем блаженстве. Высшие духовные черты образа Божия затмились в нем чрез грех и падение, но еще и доселе многие черты образа Божия появляются в падшем человечестве в его уме, его личности, его владычестве над низшими тварями и наконец в его бессмертии. Господь Иисус Христос обладает всеми совершенствами Божиими и славою, и потому Он точный образ Отца Небесного. По изъяснении ап. Павла, образ Божий состоит в праведности и святости истины (Еф. 4:24). (Библейская энциклопедия архимандрита Никифора)
Итак, когда в Писании упоминается слово образ в отношении Бога, речь идет не о внешнем сходстве, а о внутренней природе. Природа эта становится очевидной для нас через то, что Иисус говорил и делал:
Видевший Меня, видел Отца… Слова, которые говорю Я вам, говорю не от Себя; Отец, пребывающий во Мне, Он творит дела (Ин 14:10)
Я верю, что Бог может через икону изливать Свою благодать. Но благодать не есть Бог, это действие Бога, Его сила (Православие утверждает, что в силу неразделимости Бога, действие Бога – есть Бог). Мы поклоняемся не силе Бога, а Богу сил. Цель благодати – указывать на ее источник, а не на саму себя и не на средство своего высвобождения. Икона всего лишь одно из таких средств, в которых Бог не ограничен.
Но и это еще не все. Христос – личность, имеющая волю, эмоции, разум. Знать Его образ, это значит знать Его личность, а не просто Его учение и Его силу. Учитывая все это, разве можно сказать: «Видевший икону, видел Христа»? Писание указывает на единственное место, где хранится истинный образ Христа - в сердце человека.
Испытывайте самих себя, в вере ли вы; самих себя исследывайте. Или вы не знаете самих себя, что Иисус Христос в вас? Разве только вы не то, чем должны быть. (2Кор.13:5)
Разве не знаете, что вы храм Божий, и Дух Божий живет в вас? (1Кор.3:16)
тайну, сокрытую от веков и родов, ныне же открытую святым Его, Которым благоволил Бог показать, какое богатство славы в тайне сей для язычников, которая есть Христос в вас, упование славы (Кол.1:26,27)
Поэтому, глядя на изображение Христа, человек видит образ. Но где находится этот образ? В изображении ли? Или все-таки в сердце этого человека?
Попробую проиллюстрировать на примере. Если, находясь в разлуке с сыном, мать плачет, глядя на его фотографию, чем вызваны эти слезы? Конечно же, не чертами его лица, запечатленными фотобумагой. За ней она видит маленькое тельце новорожденного сына, его первые шаги, его первое «мама», его смех и слезы, т.е. все то, что составляет опыт отношений матери с сыном. Вот это как раз и есть образ, хранящийся в сердце матери. Фотография является лишь побудительной причиной, своего рода, катализатором ее обращения к этому образу.
Или другой пример. Переписываясь с мужчиной, женщина узнала его внутренний мир и полюбила его. Единственное, чего она не знает, как он выглядит. Предположим, что к ней попадает фотография другого мужчины, который, как думает эта женщина, и есть тот, с кем она переписывается. Что произойдет? Женщина транслирует свою любовь, свой опыт отношений на изображение мужчины, который не имеет к ним никакого отношения. Так какому же образу предназначена эта любовь? Тому, которого знает ее сердце, или тому, которого видят глаза?
Итак, образ Бога не есть изображение. И отвержение изображения не есть еще отвержение образа. Большевики уничтожали изображения Христа из-за ненависти к Его образу, но тоже самое нельзя сказать об иконоборцах и протестантах. Для меня, отказ от использования изображения Христа в духовной практике, мотивирован вовсе не отвращением ко Христу, как утверждает Студит. С самого начала моего духовного пути я был научен опираться в своих отношениях с Господом на Его внутренний образ, который как мозаику Дух Божий собирает из кусочков, появляющихся в результате чтения Писания, слушания проповеди, созерцания красот творения, отношений с другими христианами, а впрочем… в любое время и в любом месте, через что-угодно Господь может приоткрыть тайну славы Своего небесного образа. И я не собираюсь Его в этом ограничивать ни иконами, ни Писанием, ни чем-либо еще.
Богословие Студита является реакцией на кровавое иконоборчество предшествующего десятилетия. Поэтому и возникли гиперболизированные сравнения и определения, подобные этому: «Отвержение иконы есть отвержение Христа».
Вообще, после знакомства с богословием иконопочитания, у меня сложилось впечатление, что, пытаясь обосновать иконопочитание, Православие пользуется языком восьмого века, языком, сформированным под влиянием христологических споров того времени. Но ведь протестанты полностью разделяют догматы Никеи и Халкидона в том, что касается учения о Троице, что впрочем, не мешает им отвергать догмат иконопочитания, сформулированный на втором Никейском соборе. Протестантизм отвергает иконопочитание вовсе не потому, что не разделяет Православного понимания реальности Боговоплощения, а из-за того, что делает из него другие выводы. Самым важным следствием Боговоплощения, свидетельством его реальности для протестанта является рождение свыше – воплощение Бога в человеке. И из представления о человеке, как о храме Духа Святого проистекает весь практический опыт его взаимоотношений с Богом и поклонения Ему. В таком понимании, когда поклонение происходит в сердце человека, внешние культовые формы являются лишь вспомогательными, необязательными, а иногда и неполезными, т.к. они могут ограничить или даже исказить понимание человека о Божьей славе. Отвержение культа святых и святынь протестантами является следствием их максималистского христоцентризма, когда любой посредник, принимающий поклонение, пусть неслужебное, пусть ради Бога и для Него, является идолом.
При этом для протестантов не чуждо почитание старейшин и наставников. Почитание это сродни почитанию родителей детьми и не является частью культа (в отличие от Православия). В Новом Завете, такое почитание выражается словами timh, upotasie (прошу прощения за неверную транскрипцию), имеющие значения: почесть, почет, попечение, послушание, повиновение, оценивание (см. Лук.2:51, 1Тим.5:17, 1Кор.16:16). Как видно, это почитание не имеет ничего общего с тем возвышенным, благоговейным славословным поклонением, которым является proskyneo.
Для протестантов так же не чуждо обращение к святым (людям, наделенным дарами Духа) за помощью. Помощь эта выражается в консультировании (распознание Божьей воли) и в молитвенном ходатайстве (ответ на нужду, исцеление, чудотворение). Именно для этого и даны дары церкви. Единственное отличие от Православия – протестанты не обращаются за этим к церкви небесной, к небесному «облаку свидетелей». Согласно православному пониманию, святой, будучи на земле носителем Божьего дара, после смерти не теряет ни своего дара, ни духовной связи с земной церковью («у Бога все живы»), поэтому церковь со своими нуждами может смело к нему обращаться за помощью. На это у протестантов есть одно существенное возражение. О такой важной для Православия теме, как взаимоотношения с небесной церковью, Писание недвусмысленно свидетельствует… абсолютным ее игнорированием. Наоборот Писание постоянно нам напоминает, что служение святых церкви, ограничено рамками их земной жизни. Небесная награда определяется плодами только земной жизни. О нашем небесном служении известно только одно – мы будем поклоняться Богу. Обращение же земной церкви за помощью к «облаку свидетелей», говорит о недостатке в ней даров Духа.
Православие проводит прямую аналогию между иконами словесными - книгами Библии, и иконами в красках. Первые - для ума (отчасти и для слуха и зрения), вторые - для чувств (преимущественно для зрения). Поэтому иконы в Средневековье назывались «Библией для неграмотных», и я считаю вполне справедливо. Как я уже писал, не стоит ограничивать познание Бога только Писанием. Бог не ограничен в путях выражения Своей славы. Протестантское Solo Skriptura (только Писание) тоже является реакционным перегибом, радикальным ответом на «католический оккультизм».
Нельзя считать христоненавистником человека, который отказывается получать представление об образе Христа через иконы, тем более, если он способен в этом вопросе прибегать к помощи «Библии для грамотных». Христиане должны быть христоцентристами, а не иконоцентристами и не Библиоцентристами. Я имею ввиду любой радикальный доктринализм, не имеющий отношения к символу веры.
Итак, иконопочитание не есть еще идолопоклонение. Так же и отвержение иконы не есть еще отвержение Христа. Зная законы философии доказать и опровергнуть можно что угодно. Один древнегреческий философ упражнялся тем, что брал факт, известный всему городу и доказывал обратное. А когда все с ним соглашались, он так же мастерски опровергал свое же доказательство. Я думаю, что мы не придем с Православием к согласию в вопросе иконопочитания. Потому что логика наша напрямую связана с тем, во что мы верим. Именно наша вера диктует нам то, как мы знаем. Так давайте же хотя бы не судить друг друга за то, во что мы верим.
Да, истинный образ Христа - сердце. Очень интересное и глубокое исследование!